Глава 9
Инженерно-бронетанковые приключения, или комические моменты драматических ситуаций
(Юрий Мироненко)
9.14. Черная полоса
1961 год. Арбуз с мухами явился началом очередной чёрной полосы в моей жизни.
Заболел Слава Елесичев наш флагманский наводчик, а тут, как назло, подошло время стрельб. Засовывать в раскалённый танк человека с температурой под 39 и расстройством желудка – это бесчеловечное издевательство над личностью и над боевой машиной. Пришлось самому занять место наводчика танка. До этого мне приходилось стрелять, как говориться «для души», т.е. безответственно. От зачётных стрельб я под разными предлогами уворачивался – не хотел получить должность «штатного стрелялы». А тут вляпался – это не хухры-мухры, а гарантийные испытания танка! Ко всему прочему в наличии оказались только осколочно-фугасные снаряды – хоть застрелись! Лупить такими по фанерному щиту – щитов не напасёшься. С одной стороны попасть в 8-ми метровый щит – раз плюнуть, это тебе не в силуэт танка целиться.
Попал, разнёс фугасом щит на дрова и ищи после этого пробоину – была она в силуэте или не была, щита-то нету. С другой стороны, где на горном Кавказе набрать столько брёвен и фанеры, чтобы изготовить, как минимум 20 огромных шитов. Мало того, испытания затянутся месяца на полтора, пока материал достанут, пока строить будут… Остаются варианты: или добывать бронебойные, или делать матерчатый щит. Комиссия, возглавляемая полковником с Кубинского полигона, приняла оптимальное решение – гнаться за двумя зайцами, создавая матерчатый щит и посылая гонцов в военный округ на поиски бронебойно-трассирующих снарядов к 122 мм танковой пушке. Ограбив учебный центр, т.е. реквизировав у него всё наличие солдатских простыней, верёвок и чёрной краски, сводная бригада «кировчан» и «кубинцев» за два дня соорудила щитовую раму, сшила простыни, нарисовала в нужном месте силуэт танка и всё это поставила вертикально. На третий день, приехав на позицию, щита не обнаружили. Пришлось ехать к месту его установки, а это 500 метров на машине и 1,5 км пешком по здоровенным камням.
Оказалось, что он завалился от ветра. Без энтузиазма к обеду щит был водружён на место. После обеда я сделал пробный выстрел. Признаюсь честно – мечтал, чтобы снаряд взорвался на тряпке, но он аккуратно прошёл через простынь, оставив нормальное отверстие. Взрыв снаряда последовал достаточно далеко за щитом, и осколки его не повредили.
«Лукич», так звали члены комиссии председателя, принимает решение переходить к 10-и зачётным выстрелам с места.
Стреляю. Попал. Дырка просматривается. Капитан Авдеев, обладатель огромного бинокля подтверждает – дыра в силуэте есть.
10% попаданий я уже обеспечил. Делаю ещё 6 выстрелов – 70% !
Дальше хуже – поплыл воздух. Мираж – не мираж, а что-то похожее, изображение щита стало мутным и как бы плавает. Взываю к Луке, прошу оставшиеся три выстрела сделать, когда марево прекратится. Он ни в какую – враг не будет ждать, пока ты с этим маревом возишься. Считай, что он тебя уже уничтожил. Стреляй, и никаких гвоздей.
Стреляю, цель еле просматривается – 80%, 90% попаданий.
Последний выстрел – взрыв на щите, и его нет! Наверное, попал в раму
90% - стрельба отличная, выбираюсь из танка, подхожу к председателю. Вокруг него собрались члены комиссии, и скандал.
Лукич стрельбу не засчитывает, требует всё начинать заново. Видишь ли, нет координат попаданий, в отчёт нечего вставлять. Пробую его уговорить:
- Вы согласны с тем, что было 9 попаданий из 10 возможных?
- Согласен. Но их нет. Где они?
Короче, я одно, он другое. Мужик упёрся, даже стал угрожать, что данной ему властью снимет танк с гарантийных испытаний. Единственное, на что он согласен, это чтобы я после восстановления щита повторил 10 выстрелов. А сейчас все по домам, и на сегодня работа закончена. Усаживается в свой персональный ГАЗ-69 и в Тбилиси.
Я с самого утра в танке, нагретом до состояния раскалённого утюга, 10 членов комиссии под палящим солнцем, а эта тварь в ГАЗ-ке на продуваемом бугре с вентилятором перед мордой угрожает снять танк с испытаний! Надо что-то делать.
Кутузов в такой ситуации собрал бы совет в Филях. Я не Кутузов, поэтому предлагаю членам комиссии плюнуть на всё и поехать в Русскую деревню. У меня есть УАЗ-450, все туда влезем, дорогу я знаю, там был – отдохнём от председателя и хорошего вина попьём.
Все – за! До Русской деревни около 20 км. Живут в деревне одни старики и старушки. Молодёжь сбежала в города. Похоже, что старики живут чуть ли не натуральным хозяйством, хотя в деревне есть керосиновая лавка, где кроме керосина можно купить хомуты, консервы и хлеб. Деды ходят в галифе с Первой мировой войны –заплпата на заплате, босиком, но в военных фуражках образца 1914 года со сломанными козырьками. Встречают нашего брата, как родных сыновей. Рассаживают за столы под навесами из винограда, на столе старинные трёхлитровые кувшины с отличным сладким и ароматным вином. Огромная бочка с врезанным в неё медным краном стоит рядом на возвышении. Цена содержимого кувшина – рубль, курица свежеприготовленная – рубль, сковорода с дюжиной яиц – рубль. «Кушайте ребятки, а мы пойдем спать, вино наливайте сами, сколько кувшинчиков выпьете – столько рубликов положите на стол и прижмите камушком, виноград кушайте – он вверху над вами висит. Ну, приятной вам ночи. Если приедете завтра, то идите прямо к соседу напротив, он новую бочку откроет, а это вино завтра вечером будет уже с кислинкой.
После трёх кувшинов, выпитых членами комиссии, у Жени Авдеева появилась здравая мысль: «Братцы! Здесь собрались два зам.преда комиссии и 9 членов. Все мы, как один, за то, чтобы засчитать Юркину стрельбу - он же не профессиональный стрелок, а выбил девятку. Значит подготовленный наводчик сможет уверенно выполнить норматив. Пишем решение комиссии, подписываемся и пускай этот Лука царапает особое мнение. Я бы на его месте этого не делал – один против всей комиссии, - это надо быть идиотом. А если у него хоть немного ума сохранилось, он возникать не будет. Ну, по стакану за Юркино здоровье. Ему завтра стрелять с ходу».
Затем из полевой сумки появился лист бумаги, на котором излагается решение членов комиссии и все подписываются.
Приняв решение, «Совет в Русской деревне» продолжил свою работу.
Утром председатель, прочитав решение, попросил нас его ликвидировать,а в отчёте засчитать 90% попаданий с места и поставить произвольные координаты попаданий.
Вроде бы черная полоса кончилась, так нет! Перед стрельбой с ходу свалилась очередная беда – вышел из строя стабилизатор пушки.
На устранение неисправности дано три часа без вскрытия опломбированных блоков. «Крайний» опять я. Все пошли на обед, а у меня продолжение чёрной полосы. Вариантов нет, надо лезть в раскалённый танк, откручивать штепсельные разъёмы и прозванивать все кабели и блоки. Кто когда-нибудь открутил в танке хоть один 48-ми или 52-х штырьковый ШР представляет, что это за удовольствие. До него добраться тяжко, а откручивать кончиками пальцев – это что-то.
Судьббаа.. Все лакают в столовой холодный мацони, а я в бронесауне, срывая кожу с пальцев кручу «шаэры». Работать приходится на месте наводчика, где справа находится сердце стабилизатора – блок К1, а слева казённик пушки. В этом «пространстве», согнувшись в три погибели с допотопным тестером на коленях, надо умудряться держать толстенный кабель и манипулировать двумя проводами. Затем, «прозванивая» К1, чтобы дотянуться до штырьков выходных разъёмов, пальцами одной правой руки держать зеркальце и одновременно контактным проводом касаться одного из 48 штырьков. Обалдеть! Всё это удовольствие надо получать при 60-градусной температуре в духоте из
смеси запахов масел и топлива. А если ещё учесть, что надо думать и периодически пользоваться принципиальной электросхемой, висящей над головой, то этот « фокас» даже Кио повторить бы не смог. Прошлой зимой в районе г. Чита, где проходили испытания танка на минус 50, мне пришлось делать тоже самое. Там я обморозил лицо, руки и желудок. Добрая душа, видя, как мне достаётся в промёрзшем танке, для «сугреву» подала сверху стакан водки. Температура водки была под минус 40, и я , практически уже ничего не соображая, выпил её одним махом. Меня сложило пополам – еле откачали. Здесь на Кавказе противоположный вариант, но только без стакана водки.
Упёрся я в этот К1. Сигнал подходит в район пальчиковой лампы 6П1П, а дальше тишина. Вариантов множество.
Обед кончился, докладываю комиссии о результатах своёй работы.
Прошу разрешения вскрыть блок. Мне задают вопрос:
- Предположим ты получишь разрешение на вскрытие, Вскроешь.
И что? Вышла из строя лампа или сгорело сопротивление - блок неработоспособен. Конец.
Я взял паузу. Блок вскрывал неоднократно, внутренности его знаю досконально. Закрыл глаза и .. вижу. Бред какой-то.. Лампа не торчит, а лежит. Собрав все запасы своей природной наглости, заявляю:
- Мужики, я на 100% уверен, что прижимной подпружиненный колпачок пальчиковой лампы был плохо зафиксирован при установке.
От тряски и вибраций при движении танка по скальному грунту он соскочил, а лампа не будучи поджата потеряла контакт или вообще выскочила и лежит рядышком.
Председатель, обращаясь к комиссии:
- Я готов дать разрешение на вскрытие. Если лампа действительно выскочила, поставим её на место и продолжим испытания. Если она не выскочила, а просто накрылась, то испытания прекращаются, и вся ответственность ложится на тебя. Готов на это?
Ситуация – что в лоб, что по лбу. Заявляю: « Готов! Только у меня
к вам большая просьба, помогите снять блок, а то у меня уже пальцы не шевелятся». Показываю им руки с содранными костяжками пальцев. Желающие снять блок тут же нашлись. Всё же офицеры с Кубинского полигона были ребята отличные, где надо – принципиальные, где надо – объективные. Со многими из них я общался десятилетиями, почти все вышли на пенсию в ранге полковников, некоторые стали генералами. До старости лет они были для меня Володями, Витями, Серёжами , Женями..., а я для них оставался Юриком, Юрой или просто Юркой.
Вскрытие блока К1 производилось на столе председателя комиссии.
Снимал верхнюю крышку я, а вокруг собралась толпа из членов комиссии, кировчан и даже солдат, все ждали развязки этого спектакля. Странно, но ни какого волнения я не испытывал, было какое-то безразличие к присходящему. Видимо, внутренне перегорел.
Когда крышка была снята, раздался такой взрыв удовлетворения, какого я не слышал даже на стадионе при забивании мяча в ворота.
И колпачок и целёханькая лампочка аккуратно лежали на печатной плате.
Вставить лампу и надеть на неё колпачок я предложил нашему председателю. Он с явным удовольствием это проделал. Ребята офицеры отодвинули меня в сторону, привинтили крышку и пошли устанавливать блок в танк. Я к танку не пошёл, кончились силы.
Председатель, видимо, тоже перенервничал. Сидел напротив меня и тихо улыбался. Я тоже. Так мы с ним молча и просидели до прихода офицеров. Блок они поставили, всё подключили, руки ободрали и доложили председателю, что стабилизатор заработал. На душе стало совершенно спокойно, морда у председателя оказалась симпатичным лицом, да и он оказался хорошим человеком. На следующий день я положил с ходу те же 90%, но на этот раз с одним явным промахом. После стрельбы мы все, включая председателя, поехали в Русскую деревню. На следующий день я с трудом мог вспомнить только дорогу туда. Но судя по рассказам моих коллег, все они остались поездкой очень довольны.
Чёрная полоса вроде бы стала меняться на белую.
|