УЧИЛСЯ НА БРЕГАХ НЕВЫ
ЗАПИСКИ МУЛЬТИМАТЕРНОГО СТУДЕНТА

 

9157.jpg

Теплушка

09.jpg

МИРОНЕНКО Юрий Михайлович
(р.20.8.1933, г.Ленинград)
Выпускник ЛВМИ 1957г., группа Е509

Специалист в области создания и испытаний образцов бронетанковой техники, а также специальных машин на танковой базе, в том числе:
- танков Т-10М, Т-80, Т-64Б, Т-72, Т-80У и их модификаций;
- 406 мм самоходной пушки особой мощности СМ-54;
- 420 мм самоходного миномёта 2Б1;
- самоходных артиллерийских установок 2С7 «Пион» и 2С7М «Малка»;
- самоходных гусеничных шасси для средств системы С-300В и семейства высокозащищенных машин особого назначения.

Работа:
1957 г. – Филиал ЦНИИ-173 г. Ковров; инженер, участник доработки стабилизатора основного вооружения «Ливень» танка Т-10М.
1958 – 1968 гг. – «Кировский завод», ОКБТ, г. Ленинград; ст. инженер, вед. инженер, нач. сектора, начальник отдела испытаний.
1968 – 1991 гг. - Министерство оборонной промышленности СССР, г. Москва; главн. специалист, нач. отдела, главный конструктор 7 Главного управления.
1991 - 2003 гг. – ОАО «Специальное машиностроение и металлургия», г. Москва; начальник отдела специальных транспортных средств.

Участник ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС в 1986 году.

Награждён орденами и медалями СССР, имеет авторские свидетельства на внедренные в серийное производство изобретения по танкам Т-64Б, Т-80, Т-80У, САУ «Пион», системе С-300В, гусеничным машинам особого назначения и др.

С 2003 года – пенсионер.

959.jpg

Наше ОКБТ часто посещал бывший «Первый маршал» Клим Ворошилов. В папахе - Ж.Я.Котин

960.jpg

В.И.Чуйков тоже нас посещал. А Котин опять в папахе

961.jpg

Два заслуженных военмеховца И.Ф.Дмитриев и Б.М.Муранов. Дмитриев крайний слева, а Муранов между двумя военными А.Х.Бабаджаняном и Ж.Я.Котиным

963.jpg

Надо вылезать..

964.jpg

Теряя передние подкрылки – вылезаем

965.jpg

«Пейзаж», похожий на место, где мы заправляли танки «вручную»

966.jpg

Чуть в сторону и по уши..

967.jpg

Ох, не лёгкая эта работа из болота тащить…

968.jpg

Ну, и фиг с ним – утро вечера мудренее

980.jpg

А.Э.Нудельман

981.jpg

Хочешь стать танкистом? Да, ради Бога – стань им!

982.jpg

Обычное преодоление «брода» глубиной 1,8 метра без подготовки

983.jpg

1,8 метра – остались позади

984.jpg

А это - мы пытались на «спарке» таскать ракету «Темп-2с» параллельным ходом

985.jpg

Это тоже «транспортировка» Темп-2С, но спаркой «друг за другом»

986.jpg

Чего-то взгрустнулось, или… пора обедать

987.jpg

Наш ИС-3 в «венгерских событиях» 1956 года. По статистике 1941-1945гг жизнь танка составляла всего 18 минут боя

988.jpg

Американцам в Ираке приходится не лучше!

989.jpg

На фоне своего любимца – 203мм САУ 2С7 «Пион». О нём будет отдельный рассказ

9100.jpg

В.П. Ефремов - генеральный конструктор комплексов «Круг», «Оса», С-300В, «Тор» и «Тор-М1»…

9101.jpg

Пусковая установка «малых ракет» системы С-300В

9102.jpg

Радиолокационная станция кругового обзора С-300В

9103.jpg

Радиолокационная станция секторного обзора С-300В

9104.jpg

САУ 2С7 «Пион» в плохом настроении

9105.jpg

Он же в глубокой задумчивости

9106.jpg

Пародия на оригинал, а нос задирает…

9107.jpg

Наводим «марафет» после посещения Сванетии

9108.jpg

Конечная часть марш-броска на переправу в Крым

9109.jpg

Начало косы «Чушка» ( продолжение - влево 10 км..)

9110.jpg

Чего опять надумали? Повесят или утопят..

9111.jpg

Лермонтовская скала с надстройкой.

9112.jpg

Под левой пяткой 15 метров..

9113.jpg

Два постаревших,но до неузнаваемости похожих балбеса. Правого звали Виктором Яшиным...

Сейчас Вы здесь: .:главная:. - .:статьи:. - .:записки мультиматерного студента:.
СЛЕДУЮЩАЯ ЧАСТЬ>>

Глава 9
Инженерно-бронетанковые приключения, или комические моменты драматических ситуаций

(Юрий Мироненко)

9.102 72 года тому назад

72 года тому назад тоже было 22 июня, но только 1941 года. Жили мы тогда на даче в Мартышкино - это 6 или 8 километров от Петергофа. Дом, в котором снимали комнату, находился рядом с пляжем.

Утро. Я с двуствольным ружьём, стрелявшим двумя пробками на целый метр, затаившись в саду, целюсь в пролетающих птичек. Неожиданно, откуда ни возьмись, появляется одномоторный военный самолёт с черными крестами на крыльях. Летит он очень низко, но я успеваю выстрелить в него из двух стволов. Самолёт с рёвом проносится над головой и, оставив за собою дымный след, скрывается за деревом.

Перезаряжаю ружьё и обнаруживаю отсутствие одной пробки. Обе пробки были привязаны к ружью крепкими нитками, значит, пробка свою нитку оборвала и улетела. Ищу. Безрезультатно. Неужели она попала в самолёт, и он утащил её с собой?

Прошло какое-то время и с улицы стали раздаваться крики. Бегу к забору и узнаю, что пролетев надо мной, самолёт упал в воду недалеко от пляжа. Теперь понятно, почему за ним шел дым и почему он упал. Видимо моя пробка что-то ему повредила...

Мне не разрешалось покидать территорию дачи, поэтому ничего не оставалось, как ждать новых известий. Вскоре по нашей улочке стали ездить разные машины, бегать пограничники и всякие дядьки. Однако ничего больше узнать о самолёте не удалось, а вскоре и машины перестали ездить.

Да... Сегодня день рождения мамы. Ей вечером должно исполниться 33 года, поэтому пока она ещё не родилась, мы с папой и не родившейся мамой пошли на рынок за продуктами. Подходим к рынку, и тут по репродукторам, прикреплённым к столбам, очень громко объявляется, что сейчас к нам обратится товарищ Молотов. Мне слушать его не хотелось, и я пошел пробовать черешню. Не успел как следует попробовать, Молотов перестал говорить, и подошел папа. Он заплатил за съеденную мною черешню, и мы, ничего не купив, пошли обратно к даче. По дороге я узнал, что на нас напали немецкие фашисты и, несмотря на то, что мы их быстро победим, нам срочно надо собирать необходимые вещи и как можно скорее уезжать домой в Ленинград.

То, что будет война с немцами, все знали давно. В нашем доме № 36 и соседнем № 38 ещё в прошлом году подвалы переделали в бомбоубежища и закрыли их железными дверями. А раз появились бомбоубежища, то наша управхозиха Семёнова и ещё какие-то тётки с противогазами, стали собираться во дворе и крутить за рукоятку одноногую железную сирену. Сирена должна была выть, пока со всех этажей во двор не спустятся наши мамы и другие женщины. Там им раздавали повязки с красными крестами, а также носилки для песка и для прохожих. Одни из них таскали на чердаки песок, чтобы когда-нибудь им посыпать зажигательные бомбы, а другие хватали прохожих, обматывали их бинтами и тащили в бомбоубежище, чтобы там их лечить. Нас тоже загоняли в бомбоубежище, а на некоторых даже надевали противогазы.

Когда песок заканчивался, а прохожие выздоравливали, Семёнова кричала: "Отбой воздушной тревоги!", и все уходили домой. Я к такой войне привык, поэтому не мог понять, почему вдруг нам надо быстро взять "необходимое" и бежать на электричку. Наверное, управхозихе не с кем крутить сирену и таскать прохожих в подвал.

Когда папа, мама, бабушка, Шурик и я, взяв нужные вещи, подошли к платформе, стало ясно, что папа был прав - надо было идти намного быстрее, т.к. вся платформа уже забилась людьми. Кое-как ему удалось затолкать нас в следующую электричку, но двери перед ним закрылись. Появился он только ночью, и не приехал, а пришел, толкая перед собой двухколёсную телегу, нагруженную чемоданами, узлами и коробками. Дело в том, что мы, переезжая на дачу, всегда ехали на машине и везли в кузове очень много вещей. Чтобы их вернуть обратно, ему пришлось идти пешком и толкать телегу километров 40, а, может быть, и больше. Папа был очень сильный. Сперва гонял басмачей в Средней Азии, потом был её чемпионом по греко-римской борьбе, ну, а потом, учась в Академии художеств, зарабатывал деньги, таская с приятелем очень толстую мёртвую певицу на вытянутых руках. Эта певица изображала из себя молодую царицу и умирала прямо на сцене в опере какого-то Верди. Носили они её в Мариинском театре очень много раз, пока их не выгнали. А выгнали их за то, что папиному товарищу надоело носить её ноги, и он захотел поносить её за плечи. Кончилось тем, что царевну протащили по сцене вверх ногами. Ноги нес папа, а плечи кое-как тащил по полу его товарищ. Зрителям это очень понравилось, а мёртвой царевне не очень - она орала и пыталась драться...

Когда папа привёз телегу из Мартышкина, мы вышли ему помогать таскать вещи. Вышли и начали ахать, т.к. все небо над Ленинградом было завешено аэростатами воздушного заграждения.

22 июня, белые ночи, небо голубое и аэростаты - красиво, но как-то неприятно. Следующий день тоже начался с неприятностей. Если раньше на нашей 7-ой Советской войною занимались только женщины и дворник, то теперь открылись призывные пункты и там стали не только призывать, но и забирать мужчин на войну. В нашем доме забрали человек десять, в том числе и нашего соседа по этажу дядю Ваню Полетаева, с которым я по вечерам играл в шашки и кушал окрошку не на квасе, а на пиве. Окрошку делала его жена тётя Маня, а мои родители её за это ругали. Дядя Ваня был маляром и, стоя в деревянной люльке, привязанной верёвками к крыше, красил стены высоких домов. Однажды он пришел с работы и вместо того, чтобы играть в шашки, достал из сумки толстую тетрадь и стал писать рассказ, как у него оборвались верёвки, и он упал с шестого этажа. Мне пришлось сидеть тихо, чтобы ему не мешать. Он же в это время долго думал, сам с собой разговаривал и, наконец, сочинил заглавие "Как я падал с шестого этажа". Остальное же написать не успел, т.к. пришла тётя Маня, и узнав, что он упал с крыши, побежала к нам. Вскоре она привела моих родителей, и дядя Ваня стал рассказывать... Он стоял в люльке, висевшей у окон шестого этажа. Вместе с ним было ведро с краской, бак и две кисти. Неожиданно с одной стороны люльки оборвалась одна, а потом другая верёвка. Наверное, кошки на них написали, а моча у них очень вредная, потому что разъедает верёвки и они от этого рвутся. Дядю Ваню швырнуло так, что он влетел в окно пятого этажа и зацепился руками за подоконник. Вслед за ним летело ведро с краской, но дядя Ваня ему помешал, т.к. стоял " на карачках", поэтому ведро ударило его по заду и, облив всего краской, полетело обратно на улицу. От падения и от ведра дядя очень перепугался и, стоя на этих карачках, громко пукал и икал. Напротив него в инвалидной коляске в это время сидел больной и старый хозяин квартиры, который тоже очень перепугался, поэтому писал в штаны, и на полу образовалась большая лужа. Они, долго писая, икая и пукая, смотрели друг на друга и только потом решили познакомиться.

Рассказ дяде Ване так и не удалось написать, потому что другие соседи постоянно к нему приставали - расскажи да расскажи. А тут война. Уходя на неё, он взял тетрадь с собой, чтобы вырывать листочки и писать нам письма. Но там ему тоже не удалось ничего написать, потому что фашисты его очень быстро убили. Это случилось ещё до моего дня рождения. Мне было очень плохо. Я не мог смотреть фильмы о войне, невзлюбил управхозиху Семёнову и её мужа-дворника, а также сирены, носилки и противогазы. Я стал бояться встречаться с тётей Маней из-за того, что не знал, что ей говорить. Даже прятался, когда она к нам приходила. Кстати с этого момента и до того, как началась наша первая эвакуация, у меня образовалась в памяти какая-то каша... Папа где-то строил оборонительные сооружения и минировал какие-то объекты. Маме, как и всем женщинам дали лопаты и стали увозить куда-то копать противотанковые рвы и ещё что-то. Она приезжала на день-два и опять надолго уезжала. Дома оставались только я, двухгодовалый братишка Шурик и бабушка, которой в июле исполнилось 49 лет, но все об этом забыли, а она не напомнила, потому что забыла сама. А потом приехал другой дядя Ваня - папин брат. Он работал на танковом заводе № 174 имени Ворошилова и имел "броню", т.е. его не хотели брать на войну. Он сказал, что "всё очень плохо", и нас надо эвакуировать вместе с его танковым заводом. Собираться надо очень быстро, иначе мы останемся одни и будем тут никому не нужны. Свою жену Римку, сына Игоря и тёщу он уже отправил в эвакуацию, а послезавтра отправит нас с заводским эшелоном, как своих очень близких родственников. Для этого мы должны собрать только три чемодана, надеть на себя как можно больше всякой одежды, взять еду на несколько дней и ждать его.

Делать нечего, бабушка стала собирать разные вещи, что-то стирать и плакать. А на другой день приехала мама, и они заново стали всё собирать и вместе плакать. А потом приехал заместитель дяди Вани по имени Румба и повёз нас на завод. На заводе меня и Шурика очень долго распределяли. Меня - по каким-то отрядам, а Шурика по детским садам. Народу там собралось очень много. Все кричали, ругались и плакали, особенно, когда меня и других чужих ребят построили и повели куда-то в первый железнодорожный эшелон. Шурик, мама и бабушка остались. Их прикрепили ко второму эшелону, который должен был уехать после нас. С мамой мне проститься не удалось - её вызвали что-то оформлять. Попрощался я только с бабушкой и Шуриком. Проводить они меня не смогли, т.к. сидели на вещах и ждали маму. На мне были две или три рубашки, пальтишко, новые толстые колючие штаны и высокие ботинки 35-го размера от маминых коньков "Нурмис". Через плечо висела тяжёлая сетка-авоська с продуктами, завернутыми в тряпочки и пакетики. В пальто я спрятал папин фонарик с "динамой-жужалкой" (когда быстро нажимаешь пальцами на рычажок, лампочка горит). А в карманы штанов бабушка положила складной ножик и коробок спичек. Первый эшелон стоял далеко и был очень длинный. Сзади у него был вагон с охранниками и несколько платформ с большущими ящиками, потом теплушки для нас и кого-то ещё. А потом были платформы с танками без башен, зенитные пушки, пулемёты и большие грузовые вагоны. Второго эшелона не было. Он где-то ещё собирался. Нас, ребят и девчонок, подвели строем к теплушкам и по одному стали поднимать и в них засовывать. В нашей теплушке справа и слева были трехэтажные нары. На каждый этаж сажали пятерых. Я успел занять место в уголочке на третьем этаже слева у окошечка. В правой стороне вагона на верхние полки посадили мальчишек, а под ними уселась толстая злая тётя и две девочки. Тётя была нашей начальницей. Вместо туалета мальчикам она притащила два ведра, а девочкам тазик. Потом к нашей начальнице прикрепили ещё одну женщину для того, чтобы они по очереди командовали нами и не разрешали спускаться вниз. Когда все разместились, здоровенную дверь на колёсиках задвинули, оставив только маленькую щёлочку. Моё окошечко тоже закрыли, так что я не видел где и куда мы ехали. Из разговора нашей начальницы с её заместительницей стало понятно, что нас повезут сперва в Челябинск, а потом в город Чкалов. Я тогда в географии не очень разбирался, поэтому, когда эшелон остановился, решил, что это Челябинск. Но началась бомбёжка, и мне объяснили, что до Челябинска мы ещё не доехали, а это станция Мга. Нас быстро повыгоняли из вагона и спрятали в траншее за вокзалом. А когда бомбёжка кончилась, отвезли в большую кирпичную школу. Там мы покушали и переночевали. Немцам, как они ни старались, не удалась разбомбить наш состав, поэтому утром мы опять поехали. Эшелон нёсся с большой скоростью. Вагон мотался то вправо, то влево. Ревели и выли самолёты. Строчили пулемёты, стреляли пушки. Со всех сторон что-то взрывалось. Вдруг вагоны ударились друг о друга - скрежет, лязг. Я сорвался с полки и упал на пол. На меня попадали другие пацаны и стали по мне ползать. Кое-как удалось из-под них выползти и забраться под нижние нары. Все кричат, плачут. Громче всех орёт начальница. Наконец открывается дверь. Нам командуют быстро выпрыгивать из вагона, разбегаться в разные стороны, прятаться или ложиться на землю. Я выполз из-под нар последним. Где-то рядом раздался сильный взрыв. Какой-то дяденька схватил меня, и мы с ним оказались под вагоном рядом с колесом. Лежу между двумя шпалами, на моём затылке сильная рука, которая больно прижимает меня носом к земле. Иногда удаётся посмотреть через рельсу. Вижу бегающие туда-сюда ноги. Видимо, наш эшелон стоит на насыпи. Наверное, она высокая. Что под ней мне не видно. Проглядываются только верхушки дальних деревьев.

Когда самолёты улетели, дядя приказал мне лечь между шпалами на его место, уткнуться головой в рельсу под колесом и ждать, пока он не придёт. На мой вопрос: "А поезд меня не раздавит?", он ответил, что поезда нет - его разбомбили.

Лежу, жду дядю. За колесом бегают взрослые и дети. Хочется пить. К тому же у меня на третьей полке осталось пальтишко с фонариком и сетка с едой. Вылезаю и пытаюсь забраться в вагон. Не получается - высоко. Подбегает наша командирша с перевязанной головой, но тут кто-то громко кричит: "Самолёты!" и она, оттолкнув меня, прыгает с насыпи и бежит в сторону леса. Я за ней. Но до леса далеко, поэтому останавливаюсь и лезу опять на насыпь под вагон за колесо. Лежу и смотрю на командиршу, бегущую к одиноко стоящей сосне. Вот она подбегает к ней и исчезает…

Что было дальше трудно передать. Рёв самолетов, взрывы, крики, стрельба. Особенно было страшно, когда пули пробивали стены вагонов, били по насыпи, рельсам и колёсам. Казалось, что это никогда не кончится. Мне ничего не оставалось, как размазаться между двумя шпалами и упереться головой в рельсу, на которой стояло колесо. Когда очередные бомбёжки и обстрелы вагонов прекращались, я приподнимал голову и пытался выскочить из-под вагона и побежать к той одинокой сосне, которую никто не бомбил. После нескольких попыток всё же решился. Выползаю... Кубарем скатываюсь с насыпи и вижу летящий очень низко и прямо на меня самолёт. Стою на четвереньках, прикрывая одной рукой голову, и вижу, как он проносится над крышей соседнего вагона. Вскакиваю и бегу к сосне. Будь что будет. Стараюсь никуда, кроме сосны не смотреть. Сзади стрельба и взрывы. Сосна всё ближе. Она, оказывается, уселась на невысокий бугорок и спустила с него свои корни. Под корнями углубление, из которого торчат ноги нашей начальницы. Рядом с нею есть местечко для меня. Пытаюсь туда влезть, но она что-то кричит и выпихивает меня ногой. Отлетаю в сторону, падаю на спину и вижу летящий в нашу сторону другой самолёт. Не очень далеко торчит из земли пушистая ёлочка, как у нас на Новый год - до потолка. Несусь туда и пытаюсь пролезть головой и плечами под её лапы. Оцарапал лоб, уши и шею, но куда-то влез. Самолёт стреляет и проносится над ёлочкой. Лежу. Ничего не вижу. Наконец стрельба прекращается и наступает тишина. Выползаю из ёлочки и ложусь на бок. Так бы и лежал, но надо идти к вагону - там моя сеточка с едой, пальтишко, да и пить очень хочется. Приближаюсь к сосне. Из-под корней торчат ноги. Начальница, видимо, с перепугу продолжает лежать под сосной. Подхожу ближе... Кровь, мясо, тряпки. Целы только туфли. Видимо её прострочил пулемёт... Отвернулся, посмотрел на ёлочку и поплёлся к эшелону. Передние большие грузовые вагоны горят. Несколько платформ сползли с насыпи. Почти все теплушки побиты пулями и чем-то поломаны. Наша теплушка прострелена в нескольких местах, но сохранилась неплохо. Кто-то помог мне в неё влезть. Внутри полный кавардак, всё разбросано, но в уголочке на третьей полке мои вещички сохранились. Сижу на полке, смотрю вниз и ловлю себя на мысли, что забыл лица почти всех, с кем был в этом вагоне. Запомнилось только злое лицо нашей начальницы и усы дяди в кожаных сапогах, с которым мы лежали под вагоном. И вообще не хотелось ни о чём думать, ничего не видеть, просто сидеть на полке и не открывать глаза.

Совсем не помню, как оказался на насыпи. Плохо помню, как нас, мужчин, женщин и детей, делили "поровну" на два отряда и как мы оказались в лесу. Помню только, что в нашем отряде было четверо мужчин, две женщины и "чертова дюжина" пацанов и девочек. Нас так и называли - чертята или дюжина. Шли мы, видимо, параллельно железной дороге, но только лесом или по опушкам. Как что, то сразу прятались в лесу. Руководил нашим отрядом бывший начальник эшелона. К сожалению, я совершенно не помню, как его звали, кстати, как и других взрослых. Имена ребят и девочек тоже не отложились в памяти, может быть, потому, что я впоследствии с ними не встречался, а, может быть, от того, что все они пеклись только о себе, а в критические моменты впадали в истерику и становились полностью неуправляемы…. Кстати, с момента, когда нас "построили", разлучили с родными и повели в эшелон, у меня появилось чувство полного одиночества. А после того, как ногой нашей начальницы я был вытолкнут из под сосны, почти все стали мне безразличны. Единственный человек, которому я полностью доверил себя, был наш командир. От него зависело моё возвращение в Ленинград, и он делал всё для того, чтобы это произошло.

С ребятами я практически не контактировал - своих забот хватало... Их было много. Первое, это мой скарб. Ведь на мне находилась постоянно вся летняя и демисезонная одежда минимум в трёх экземплярах, плюс пальто и плюс продукты. А лето в 1941 году было на удивление очень тёплым. Продукты я распихал по карманам и за подкладкой, которую специально продырявил. Мало того, у меня оказалась неизвестно откуда ещё начатая кем-то пачка папирос. Её я тоже на всякий случай заложил за подкладку. Учитывая всё это, видик у меня был достаточно "выдающийся". Наверное, поэтому наш командир решил со мной побеседовать. Он отозвал меня в сторонку, посадил рядом с собою на поваленное дерево и спросил, чей я и как оказался в эшелоне. Я кратко ему рассказал про дядю Ваню Мироненко, папу, маму и Шурика. Он ещё задал вопрос - не жарко ли мне в моей одежде. Пришлось честно поведать о её "содержании", о моём непредсказуемом будущем и о том, что за летом наступит зима... Единственное, что я утаил, а может быть постеснялся сообщить - это наличие за подкладкой пачки папирос. Мои ответы на его вопросы заняли не более трёх минут. После чего я попросил его ответить на два моих вопроса - знает ли он моего дядю Ваню, и почему в наших отрядах нет дяди с усами и в сапогах, с которым мы лежали под вагоном. Он ответил: "Иван Александрович Мироненко - мой хороший товарищ, а твой товарищ с усами и в сапогах погиб во время последнего немецкого налёта... Ты же, парень, молодец! Терпеливый, да и слёз я у тебя не замечал. Держись! Прорвёмся!"

И мы прорвались... Наша "экскурсия" от раздолбанного эшелона где-то между Волховом и Тихвином до Ленинграда заняла не меньше полумесяца. Мы бродили по лесам, "форсировали" реку Волхов, нас "подбрасывали" и кормили военные, а также просто добрые люди. Мы умудрились обойти Мгу, захваченную немцами. Подолгу останавливались, как говорил наш командир, "на постой", т.е. выжидали, когда "сменится обстановка". А обстановка была очень разнообразной. Кончилось тем, что пальтишко и дополнительная одёжка мне очень пригодилась. А папиросы пригодились нашему командиру. Одной из них он угостил мрачного и бородатого лесника. Я был при этом. Лесник дрожащими руками принял эту папиросу, закурил, закрыл глаза и одной затяжкой выкурил её от начала до конца - огонёк просто бежал ... Потом медленно выдохнул, а дыма не было. Мы у него прятались, пережидая немецкий десант несколько дней. А расставаясь, подарили ему мой фонарик-жужжалку. Затем ещё долго где-то бродили и наконец, подойдя к Неве, на каком-то буксире приплыли в Ленинград. Сразу домой мне попасть не удалось, т.к. приплыли ночью. Переночевал я у командира, и только в середине следующего дня был доставлен домой.

Явление Христа народу не произвело бы такое впечатление, как моё появление дома. Оказывается, второй эшелон, в котором должны были эвакуироваться мама, бабушка и Шурик, был задержан на пару дней, и в это время пришло сообщение о гибели нашего... Как говорится, слава Богу, командиру, его помощникам и добрым людям, что нам повезло попасть в число возвратившихся. К сожалению, командир нашего отряда, имя и фамилию которого я преступно по молодости не удосужился запомнить - погиб. Дело в том, что по решению К.Е. Ворошилова на заводе № 174 был организован партизанский отряд, состоящий в основном из инженеров. Отряд принёс много неприятностей финским агрессорам, но однажды попал в окружение по доносу какой-то старухи. Из окружения спаслись, как мне помнится, только 4 или 5 человек, в том числе мой дядя Иван Александрович Мироненко и его заместитель Румба (ни имени, ни фамилии не знаю). Жизнь разбросала их по разным городам, но ежегодно, по крайней мере, до 1950 года, они собирались у нас в Ленинграде, чтобы помянуть погибших друзей. При этом в обязательном порядке должен был быть бочонок со спиртом-сырцом, алюминиевые кружки и черпак для использования по назначению.

Почему до 1950 года? Потому, что Иван Александрович Мироненко скоропостижно скончался в конце 1949 года накануне очередного Дня Памяти...

(продолжение рассказа должно последовать)


© Юрий Мироненко

2008-2016

СЛЕДУЮЩАЯ ЧАСТЬ>>

Ваши отзывы, вопросы, отклики и замечания о заметках Геннадия и однокашников мы с нетерпением ждем в .:специально созданном разделе:. нашего форума!

Копирование частей материалов, размещенных на сайте, разрешено только при условии указания ссылок на оригинал и извещения администрации сайта voenmeh.com. Копирование значительных фрагментов материалов ЗАПРЕЩЕНО без согласования с авторами разделов.

   
 
СОДЕРЖАНИЕ
Об авторе
Предисловие с послесловием
(Г.Столяров)
0. Начала
(Г.Столяров)
1. Живут студенты весело
(Г.Столяров)
2. Военно-Морская Подготовка
(Г.Столяров, Ю.Мироненко, В.Саврей)
3. Наши преподы
(Г.Столяров, Ю.Мироненко, В.Саврей)
4. Скобяной завод противоракетных изделий
(Г. Столяров)
5. Завод швейных компьютеров
(Г. Столяров)
6. Мой старший морской начальникNEW!
(Г. Столяров)
7. Про штаны и подштанники
(Г. Столяров)
8. Наука о непознаваемом - ИНФОРМИСТИКА и ее окрестности
(Г. Столяров)
9. Инженерно-бронетанковые приключения, или комические моменты драматических ситуаций
(Ю. Мироненко)
10. Владлен Саврей
(В. Саврей)
 
ПОДСЧЕТЧИК
 
Эту страницу посетило
364398 человек.
 

 

 



Powered by I301 group during 2000-2005.
© 2004-2021