Глава 9
Инженерно-бронетанковые приключения, или комические моменты драматических ситуаций
(Юрий Мироненко)
9.74 А, если бы следователь…
Поздняя осень 1950 года. Мы, учащиеся 10 класса 158 школы Смольнинского района г. Ленинграда, теряем своего товарища Валерку Кузьменко. Уже проходит вторая неделя, как он не ходит в школу. Странно, но наш классный руководитель Анна Сергеевна Гольман, директор и парторг школы - зоологичка «Амёба», абсолютно невозмутимо отмахиваются от наших вопросов. Самое интересное, что никто из нас никогда не был у него дома и даже не знает точного адреса. Знаем, что где-то на улице Воинова – и всё.
Постепенно класс успокоился – что с Валеркой может случиться, у него же отец секретарь Ленинградского Обкома…
Где-то в начале декабря вечером раздаются четыре звонка в нашу квартиру.
Это условный звонок ко мне. Так звонят только мои друзья. Выхожу. На лестнице полутемно. Передо мной стоит парнишка лет десяти. Вид у него хулиганисто-беспризорный.
Он тихо, но нагло спрашивает:
- Ты Юрка?
- Отвечаю, что я.
- Назови фамилию.
- Отвечаю – Мироненко.
- Слушай, Мирон, Валерка Кузьменко в «Крестах». Просит, чтобы вы (он посмотрел в какой-то листок) с Сашкой Хрединером передали ему в «Кресты» чего-нибудь пожрать и покурить. Читай! С возвратом!.....
- Понял.
- Ну, если понял, то бывай. Чтоб не замели, передайте за бутылку через какого-нибудь хмыря.
Ждать утра я не стал и тут же понёсся к Сашке Криденеру, который жил напротив Таврического сада. После серьёзного обсуждения «ситуации» мы решили новость не разглашать, правдами-неправдами раздобыли гроши и приобрели 15 пачек папирос «Красная звезда», какую-то полукопчёную дешёвую колбасу, хлеб и ещё что-то. Хмырь был найден недалеко от «Крестов», отоварен бутылкой «Ленинградской» за 2.20 и минут через 40 принёс нам квитанцию.
Вечером, дня через три прибегает ко мне домой Сашка, как говорят, весь в нервах.
Оказывается, когда он пришёл из школы, дворничиха вручила ему повестку срочно посетить Литейный пр.4, т.е. «Большой Дом», и он только оттуда…
Потом Сашка засуетился, полез запазуху и вытащил повестку на моё имя – завтра явиться на Литейный 4 через бюро пропусков Литейного 6, и стал божиться, что передать повестку его заставил следователь.
В результате моего жёсткого допроса, он сознался, что меня не закладывал, тому известно, что я сидел с Валеркой за одной партой и играл вместе с ним в баскетбол. У следователя он со страху ревел белугой и навзрыд, с Валеркой не дружил и не общался, в баскетбол играть не умеет и вообще… Насчёт передачи папирос и колбасы в «Кресты» следователь не спрашивал, а он ему и не говорил. Так что мне бояться нечего!
На следующий день в положенное время, получив пропуск, я оказался в Литейном 4.
Сопровождал меня на пятый этаж интеллигентный молодой человек в костюме и галстуке. Внутренняя отделка здания удивила меня своей строгой красотой. Круглые колонны под черный мрамор, стены, покрытые серым мрамором, красивые полы – все было очень солидным и не вызывало отрицательных эмоций. За всё время пока мы добирались до нужного кабинета, было впечатление, что кроме нас в здании нет ни единой души. Тишина абсолютная, даже звуков от проходивших по Литейному трамваев не было слышно.
Следователь, когда мы постучались и вошли, встал из-за стола, сказал моему сопровождающему «спасибо» и предложил мне сесть. Сперва он попросил кратко рассказать о себе и близких – я «кратко» рассказал. Во время моего выступления он ничего не записывал.
У меня создалось впечатление, что он хорошо подготовлен и хорошо информирован.
Затем следователь спросил, что мне рассказывал Сашка. Я слово в слово рассказал ему о Сашкиных воспоминаниях, его поведении и слезах. Подтвердил, что Валерка Сашку не любил за бестолковость и неуклюжесть. И даже не давал Сашке, сидящему сзади него, списывать во время контрольных работ. Вертеться и что-то придумывать я не старался.
Достоверно, правдиво и обильно освещал всю мелочёвку. О Валерке отзывался хорошо.
Рассказывал, что он был отличным спортсменом, великолепно играл в футбол и баскетбол, был чемпионом школы по прыжкам в длину. Несмотря на то, что у него папа был каким-то большим начальником в Смольном и жили они, как кто-то рассказывал, на улице Войновой в престижном доме, вёл он себя нормально, одевался, как все мы, был совершенно прост в общении, но…
Тут я почесал в затылке и сказал, что я с ним просидел за одной партой довольно длительное время – шутили, болтали, дурачились, но какое-то неуловимое расстояние между нами чувствовалось постоянно. Он ни разу к себе домой не приглашал, а я не люблю навязываться. Мне с Сашкой намного комфортнее, чем с Валеркой. Сашка хорошо играет на гитаре и хорошо рисует. А то, что он плохо учится и еле вытягивает на тройки – но не все же рождаются Эйнштейнами, - кому-то и за станком работать надо. Я трендел, как заведённый, и ему приходилось меня притормаживать.
Слушал он меня, улыбаясь, ничего из меня не вытягивал. Я ему рассказал, что, когда Валерка исчез, я интересовался – куда он мог подеваться. Спрашивал у нашей классной и у «Амёбы» - ни та, ни другая ничего толком мне не ответили. Затем я попросил разрешения задать ему вопрос: «А Вы не скажете, что с ним случилось? Валерка был парнем вспыльчивым и у него были отвратительные отношения с нашей Таврической шпаной. Были драки и ему часто угрожали. Я сам уже года полтора обхожу эту Тавригу стороной».
Он ответил, что никаких секретов нет - Валерий попал в тюрьму, а ему поручено разобраться в этом деле. Затем, взяв со стола мой пропуск, проставил в нём время, расписался и вызвал по телефону сопровождающего. Мне же он, улыбаясь, вручил листочек с телефоном и попросил, что если появится что-либо интересное о Валерии, позвонить ему. Я «радостно» поблагодарил его за листочек и сказал – «обязательно!». В общем у меня создалось впечатление, что мою «тактику» он раскусил, и я зря старался… Скорее всего, он был хороший человек.
Так состоялось моё общение с «Большим Домом» - обителью ГПУ, НКВД (МГБ, КГБ).
Прошло 6 лет.
В 1956 году за несколько месяцев до окончания Военмеха, будучи дома, я услышал 4 звонка и вышел открывать дверь. Передо мною стоял солидный бородатый мужчина в отлично сшитом ратиновом пальто и в шляпе. На мой немой вопрос он ответил вопросом:
- Меня трудно узнать? Я… Валерий… Кузьменко.
Перед тем как передать слово Валерию, привожу копию документа, имеющего отношение к судьбе его отца и всей семье Кузьменко.
Совершенно секретно
ЦЕНТРАЛЬНЫЙ КОМИТЕТ ВКП(б)
товарищу СТАЛИНУ И. В.
При этом представляю список на остальных арестованных по ленинградскому делу. МГБ СССР считает необходимым осудить Военной Коллегией Верховного Суда СССР в обычном порядке, без участия сторон, в Лефортовской тюрьме, с рассмотрением дел на каждого обвиняемого в отдельности: Первое. — Обвиняемых, перечисленных в прилагаемом списке с 1 по 19 номер включительно: СОЛОВЬЕВА, ВЕРБИЦКОГО, ЛЕВИНА, БАДАЕВА, ВОЗНЕСЕНСКОГО, КУБАТКИНА, ВОЗНЕСЕНСКУЮ, БОНДАРЕНКО, ХАРИТОНОВА, БУРИЛИНА, БАСОВА, НИКИТИНА, ТАЛЮШ, САФОНОВА, ГАЛКИНА, ИВАНОВА, БУБНОВА, ПЕТРОВСКОГО, ЧУРСИНА, — к смертной казни — расстрелу, без права обжалования, помилования и с приведением приговора суда в исполнение немедленно. Второе. — С 20 по 32 номер списка включительно: ГРИГОРЬЕВА, КОЛОБАШКИНА, СИНЦОВА, БУМАГИНА, БОЯР, КЛЕМЕНЧУК, КУЗЬМЕНКО, ТАИРОВА, ШУМИЛОВА, НИКАНОРОВА, ХОВАНОВА, РАКОВА и БЕЛОПОЛЬСКОГО, — к 25 годам заключения в тюрьму каждого. Третье. — С 33 по 38 номер списка: ТИХОНОВА, ПАВЛОВА, ЛИЗУНОВА, ПОДГОРСКОГО, ВЕДЕРНИКОВА и СКРИПЧЕНКО, — на 15 лет заключения в особый лагерь каждого. —Прошу Вашего разрешения.
7220/А 1950 год В. Абакумов
С октября 1950 г. начались аресты и допросы членов семей обвиняемых.
Ну, а теперь рассказ Валеры о том, чего мы с Сашкой Криденером не знали:
«Первым исчез отец. Маме сказали, что его срочно командировали в Москву на совещание.
Затем не пришла с работы мама. Мы остались втроём – бабушка, я и маленькая сестрёнка. Поползли слухи об арестах. Бабушка пробовала куда-то звонить, бесполезно – ничего путного ей сказать не могли или, услышав вопрос, вешали трубку. Честно – я боялся оставаться дома на ночь. Перестал посещать школу. И вот после трёх или четырёх дней такой напряги, переночевав в Репино у знакомых, возвратился в Ленинград. Когда подходил к своему дому, меня остановила соседка и сказала, что ночью увезли сестрёнку и бабушку…
Я домой не пошёл. Мне повезло в том, что в последнее время бабушка себя плохо чувствовала и всё, что было связано с продуктовыми магазинами, лежало на мне, при мне были и почти все оставшиеся в семье деньги. Вот с этими деньгами и в чём был я остался на улице. Было уже холодно, ночевал я или на товарных станциях или в подвалах в районе улицы Декбристов и Мариинки. Познакомился с бездомным хулиганьём, они ко мне отнеслись нормально. Жил с ними. Особо комфортно и тепло было в подвалах Мариинского театра. Арестовали меня, когда я сдуру решил наведаться в свою квартиру за тёплыми вещами.
Попал я в «гостиницу Большого Дома» - определили меня в двухместный «номер».
Измучили допросами до полного озверения. Номер освещался круглосуточно, окон не было, потерял ощущения дня и ночи. Не били, но постоянно меняли соседей – бывали всякие, и болтливые и не очень, однако все явно подсадные. Чего ко мне привязались? Ведь я ничего из себя не представлял – сопляк-десятиклассник, хотя и здоровый «лоб».
Однажды подсадили «психа», он не давал мне спать, угрожая, что, когда я засну – меня задушит. На третий день я не выдержал, бросился на него и чуть было не задушил. Ещё бы несколько секунд и его кадык я бы превратил в труху. Помнишь, как мы придуривались в ЦПКиО ? Я зашкаливал на спор кистевой силомер - все 50-70, а я за 120!
Спасла его вбежавшая охрана – это меня, в конечном счете, и спасло. Следователь оказался хорошим мужиком и вместо 58-ой статьи влепил мне уголовную – «попытка убийства». Мне влепили 10 лет общего режима со всеми привилегиями, которых нет у «врагов народа» - условно-досрочное освобождение и расконвоирование за «хорошее поведение и ударный труд». Так я оказался в «Крестах», где и получил спасительную посылку от незнакомого человека. Посылку отобрал у меня пахан с верхнего яруса, он же обнаружил на одной из пачек «Звёздочки» два слова, написанных твоим почерком – «Держись, Валерка». Я не высказал никакой обиды за то, что пахан взял у меня «посмотреть» и не вернул твою (ну, вашу с Сашкой!) посылку, а только попросил дать мне хотя бы одну папиросочку, чтобы не «отвалились уши». Это пахану понравилось. Я попал в любимчики. А когда через два дня «пошёл по этапу» в «Краслаг», он мне доверил бумажку с именами зеков, которым я должен передавать приветы от «Тихого» из «Крестов» - так я стал телеграфистом. До Краслага мне пришлось осваивать четыре пересылки, и везде меня принимали, как своего, а очередные паханы поручали мне передавать приветы от них.
Передача приветов проходила так. Входя в вагон или камеру, я громко кричал: «Здорово, братья, мне Тихий приказал передать из «Крестов» горячие приветы ……… и их близким!
«Близкие» находились всегда и везде, а я принимался в долю на 50%-ный налог со всех получаемых посылок и распределяемый среди «своих».
В Красноярском лагере меня «устроили» на курсы экскаваторщиков. Я стал получать приличную зарплату, 25% которой передавался в «общак», а 150 рублей «на руки» каждый месяц. Через полтора года меня расконвоировали, а через две трети срока – дали «условно-досрочное». А всё это благодаря следователю, с которым мне повезло, и вам, которые познакомили меня с «Тихим». Если бы не это, сдох бы я в шахте или на лесоповале, а так жив-здоров и не кашляю!
P.S. Отец Валерия, получивший 25 «строгого» выжил и был реабилитирован. В 60-ые годы он трудился в Новгороде, возглавляя местный Обком партии. Валерий уехал к нему, и их дальнейшая судьба мне неизвестна. Мама Валеры умерла в лагере. Сестрёнка опознала меня в 1967 году, когда я зашёл в 164 школу на 6-ой Советской. Я бы никогда её не узнал, так как встречался с нею всего один раз, когда она вернулась из ссылки уже повзрослевшей девочкой. Узнать в очень симпатичной учительнице английского языка школьницу 5-го класса у меня бы никогда не получилось, а вот она меня узнала…
Поведать читателям эту «историю» меня заставили воспоминания о «каникулах» в Ерцеве. Как жизнь разбрасывает людей! И как эту жизнь им приходится одновременно проживать – одним в лагерной робе, а другим рядом с лагерем на «каникулах»…………
Да, от сумы до тюрьмы – один шаг. А если бы мой с Сашкой следователь захотел пополнить «до кучи» список «врагов народа», то каникулы бы в Ерцеве не состоялись - это точно.
|